Юрий Норштейн папа "Ёжика в тумане".

Юрий Норштейн пришел в анимацию практически с улицы. Отец был рабочим, мать - воспитательницей в детском саду. Не имея даже высшего образования, лишь закончив курсы мультипликаторов, 20-летний Норштейн перешагнул порог "Союзмультфильма". Его метод назвали "альтернативной мультипликацией". Не рисованная, не кукольная - режиссер использовал технику так называемой многоярусной перекладки. С помощью тысяч крохотных деталей, контуров на прозрачной пленке, он создавал собственный мерцающий мир - разительно непохожий на все, что было до того.



Норштейн категорически не вписывается в "формат" современной анимации, в эпоху 3D, когда мультфильмы рисуются и считаются на мощных компьютерах, когда труд мультипликаторов автоматизирован настолько, что больше напоминает работу программиста, чем работу художника, пространство Юрия Норштейна живет и дышит. Его лес, его небо, его туман - все это настоящее, честное, живое. Яблоки падают в снег. Они ложатся так мягко, будто сами сделаны из ваты. Лошадь стоит по колено в тумане, и ежик боится, что если она ляжет спать, то может захлебнуться в нем. Каждый мультфильм Норштейна - философская притча. Ничего лишнего.

И даже в начале 90х, когда Юрий Борисович вынужден был заняться рекламными роликами для компании "Русский Сахр" он сделал не просто ролик, а настоящий шедевр мультипликации.

Юрий Борисович, человек добрый, он же рисует мультфильмы для детей, которые полны мудрости и доброты. И как каждый добрый человек он любит животных.

Именно про животных Юрий Борисович и согласился поговорить с журналистами интернет портала "Зооинформ - сити", Норштейн не любит встречаться с журналистами именно этим и ценно данное интервью.



Про Кузю

– Юрий Борисович, спасибо, что согласились уделить нам время. Я знаю, что вы не любите общаться с журналистами, но журнал у нас особый — «собачий», про собак, хотя и для людей, конечно, потому что собаки журналов не читают…

– А зря, потому что они прочитали бы много гадостей про людей.



– Ну да, поскольку всё плохое, что говорят о собаках, относится к людям. Например, если собака кусается, то виноват хозяин, а не собака...

– У Саади есть строки: «Не пёс виновен, что полу прохожего порвал, вина хозяина, что пса такого воспитал». Однажды давно я купил книгу этого автора и понял, что это клад философских эссе.

– Судя по всему, и 800 лет назад были те же проблемы. Но давайте вернёмся ко дню сегодняшнему. Мы приехали, потому что у вас есть Кузя — вернее, это дало нам повод с вами пообщаться. Как он у вас появился?

– Это удивительная история. Кузя появился на сороковой день после смерти нашего Пиратика, который прожил у нас в студии 14 лет. Это был Танин пёс (Татьяна — помощница Ю.Б. — Прим. ред.), она страшно переживала, говорила: «Мы с ним договаривались лет на двадцать…» Но он прожил великолепную, достойную жизнь. Он был нашим другом, товарищем, сопровождал нас в различных мероприятиях, давал советы, создавал особый микроклимат, всё пространство студии принадлежало ему, как теперь и Кузе. И все точки, которые он в своё время облюбовал, — они теперь Кузины.



Ну так вот, Пиратик похоронен на даче у нашей подруги, редактора всех моих фильмов, Наташи Абрамовой. Она сама непрерывная кошатница и собачница, и у неё было 16–18 собак, одновременно могли жить в доме три собаки, и все они покоятся на даче, специальное место выделено для них, туда же и Пират попал. Мы приехали на сороковой день и на автобусной остановке нашли существо, которое, конечно, доходило — и дошло бы до «нужного» состояния, но вот, странное дело, он на нас очень живо среагировал…



– А он маленький был?

– Пять месяцев, как потом определил ветеринар. Но как-то он тогда почувствовал, что судьба его сейчас непонятно в какую сторону решается, отошёл и лёг на своё место.



– То есть он ни на чём не настаивал, ни к кому не напрашивался…

– Нет, нет. И тогда мы ему сказали: «Давай с нами!» И он побежал. Потом, через два дня, мы выяснили, что он глухой. Но тогда он каким-то своим разумом всё понял. Бежал впереди и оглядывался. Вот и всё: мы уехали пустые, а приехали с собакой.

– А почему его зовут Кузя?

– На самом деле ему всё равно, какое имя, он не слышит, но вот он Кузя — и всё. Понимаете? У него вид Кузи. У каждого ведь в именах, в аллитерации что-то зашифровано… И его в парке тут все Кузей окликают, он известен на всю округу.



– А как вы с ним общаетесь, если он не слышит?

– Тут всё чётко: у него другой слух. Знаете, как говорят монахи, есть третье зрение, третий глаз. Художник слышит другим слухом и видит другим зрением. Это не подчиняется никакой логике. Если есть логика у мистиков, то она выходит за пределы физики и не поддаётся объяснению. И я думаю, что у Кузи — как, впрочем, и у Пирата — есть вот этот слух, который мы не можем определить. Например, Пират, когда мы только думали пойти с ним гулять, уже появлялся. Сначала нас это удивляло, а потом мы поняли, что есть какие-то волны, и собаки видят что-то, чего не видим мы. Кузя может вот здесь остановиться и начать лаять в пространство, как будто он что-то нашёл. Кошки ведь тоже обладают чутьём, и слава богу, что есть существа, которые не подчиняются логике, в этом смысле наука вообще не может тягаться с ними, до каких бы тонкостей она ни дошла.



Как раз то, что люди обладают вот этим рацио, логикой, — им во многом мешает. Ведь как нас понимают собаки, мы их не понимаем даже в сотой доле… Но мы должны выработать эти волны, на которых мы с ними будем общаться, и Кузя в этом смысле нас многому учит.



А если говорить о понимании, то всё очень просто: во-первых, я с Кузей много разговариваю, глядя ему в глаза. Вообще с ним все разговаривают, и он внимательно смотрит, так что, я думаю, он уже артикуляцию понимает, а кроме этого, все наши разговоры сопровождаются жестами.



– Для собаки это очень важно.

– Здесь только одно важно — не обманывать. Я как-то Тане сказал: «Вот представляешь, Тань, как легко собаку свести с ума — мы каждый раз говорим: “Кузь, пойдём гулять!” — выходим к дверям, одеваемся, а Кузя остаётся здесь. Через неделю он просто сойдёт с ума, из него вылезет шерсть, он станет совсем другим существом. Хотя физически мы ничего ему не сделали, не навредили ничем». Но, собственно говоря, в этом пассаже есть часть взаимоотношений властей с нами, потому что, когда ты понимаешь, что тебе врут, фарисействуют, что с тобой разговаривают на ханжеском языке, это страшно расстраивает твою психику…



– У тебя вылезает шерсть.

– Да, у тебя вылезает шерсть.



– Юрий Борисович, если бы вы снимали мультфильм про Кузю, он был бы каким героем — лирическим, трагическим, комическим?

– Он был бы смешным и трогательным. Смешным в своей нелепости. Таким бы я его сделал, обязательно. У него есть некоторая нелепость в поведении, поскольку отсутствие слуха крадёт у него большую часть мира. Но, с другой стороны, это, конечно, компенсируется очень хорошим зрением, он потрясающе видит, даже когда наступают глубокие сумерки. И кроме того, у него поразительный нюх. Например, Таня гуляет с Кузей, а я прошёл и не встретился с ними. Если они пересекают тот путь, по которому я шёл, Кузя сразу начинает волноваться и оглядываться: где, куда, что? И Таня понимает, что здесь был я.

– Юрий Борисович, а кого Кузя считает вожаком стаи?

– Меня. Безо всяких полутонов, без сносок, я для него — вожак стаи.



– Вы как-то настаивали на этом статусе?

– Нет, никак не обозначал, но я с Кузей больше всех возился. Как только он появился, я сказал: «Ребята, не будем баловать!» Правда, всё равно его забаловали так, что он у стола прыгает, вертится, лает…



– Помогает делать котлеты…

– Помогает. Но тут другое — я с ним просто возился, воспитывал, поскольку видел, что в нём какие-то крови фокса есть, он такой терьеристый…



– Жёсткость в нём увидели?

– Да, жёсткость. Поэтому сразу ставил его на место, чтобы он знал: я старший. Был момент, когда Кузя года в полтора решил проявить характер… Он играл с косточкой, она закатилась под сейф, и я сказал: «Подожди, Кузя, я тебе её достану», и туда рукой полез — как вдруг он меня хватанул! Так я ему мгновенно дал по морде, что он отлетел. Вот тут надо было быть действительно резким один раз. Ему хватило.



– К вам ведь сюда приходит много людей, и с детьми, и он всех так дружелюбно встречает…

– Встречает всех, и хвост откручивается от попы. Когда приходит много народу, он всех обнюхает, потом укладывается на своё место и лежит, смотрит, как сфинкс, на всех, понимая, что всё нормально, что все свои.



– Но хоть какие-то охранные качества у него наблюдаются?

– Нет, никаких охранных качеств, да мы как-то не воспитывали в нём это, потому что сюда приходят друзья. От кого он нас должен охранять?



– Получается, что ваш Кузя живёт в раю…

– Да, но он и нам создаёт этот рай, потому что, когда ты ложишься спать, он подойдёт, сначала тебя обнюхает, а потом пройдёт за кровать, ляжет в своём отнорочке, — и всё, значит, земная ось на месте, мир свободен, устойчив и победа будет за нами.



Про детство



– Говорят, если ребёнку купить собаку, то он вырастет хорошим человеком. Вы согласны?

– Это совсем не факт, тут ведь всё зависит от того, как ребёнок будет относиться к собаке. Если он начнёт различать в ней личность и сможет понять её поведение, тогда ребёнок вырастет нормальным человеком. Ведь норма — это что? Это умение быть внимательным к миру и себя помещать в этот мир. Это когда между тобой и миром нет жёстких противоречий, и у тебя шерсть не вылезает, и в этом смысле собака своей органичностью — полностью соединительное звено.

Про жену



– Но ведь, когда вы стали взрослым, у вас появилась своя собака…

– У нас было три пуделя, три девочки. Одна прожила год, у неё была эпилепсия, психически она была неустойчивая — тот случай, когда не жилец. А вторая собака прожила 14 лет — и это было счастье, она была абсолютно наша, собака для семьи, для детей.



– Как её звали?

– Йюнечка. Клубная собака должна называться с определённой буквы, нам выпала буква Й. А последняя наша питомица, Марфа, была фактически собакой Франчески (Франческа Ярбусова, жена Ю.Б. — Прим. ред.). Жена говорила про неё: «Вот это моя собака!» Марфа прожила 13 лет. Она не отходила от Франчески дальше, чем на полтора метра. Бегала за ней по саду. Брала в зубы одеяло и спала рядом, а когда хозяйка уходила в магазин, то стоял вой: на кого ты меня покинула, бедная я… Вся обувь была собрана у дверей. Марфа смотрела в окно с кровати и ждала Франческу, которая, вернувшись, говорила: «Марфочка, а кто на кровать прыгал?» Марфа заворачивалась в свою подстилку и закрывала лапами нос, как белый медведь. Удивительная и редкая собака… Жена тогда практически переехала на дачу и в Москве уже почти не появлялась. Мне вообще кажется, что рядом с Франческой не может жить злобное существо…

Про мультфильмы



– А из современных мультфильмов вам что-то нравится?

– Конечно, есть сегодня фильмы хорошие, действительно тонко сделанные, но понимаете, какая история, — в этом нет общего движения. Была киностудия «Союзмультфильм», она была наполнена общим движением, там выпускалось, допустим, 40 фильмов в год. Как правило, обязательно фильмов 5–6 из них — высокого уровня, один — уникальный на пятилетие, дающий прививку мультипликации как кинематографу, а сегодня я не могу назвать ни одной такой работы, хотя талантливые режиссёры, безусловно, есть. И объективно вряд ли сейчас может появиться такой фильм, следствием которого будет целое движение в мультипликации. Для этого необходимо определённое сложение жизни, философии, любви, понимания, которое выходит за пределы конкретно этого времени и накрывает обширным куполом и искусство, и обыденную жизнь. Нужны другие биографии, я обычно говорю: нужно, чтобы трамвай переехал. Такого сейчас нет.

Про счастье



– Ну а ваша биография… вас можно назвать счастливым человеком?

– Если мы говорим о счастье, то что мы вкладываем в это понятие?



– Хорошо, другими словами: вы в гармонии с собой живёте?

– Нет, не в гармонии. 

– Глядя на вас, трудно в это поверить...

– Я бы жил в гармонии, если бы не надо было всем этим кошмаром заниматься. Когда я сам по себе, один, когда я начинаю размышлять об искусстве или как строится фильм — приходит осознание, что я, кажется, понимаю… В этот момент я чувствую счастье, необыкновенный прилив сил. Но когда это выливается в колоссальную систему движения к цели и когда ты понимаешь, что на этом пути вот то и вот это перечёркивают твоё гармоничное существование, то я не могу сказать, что я счастлив. Одно дело, когда идёт война с собой — это совсем другая война, это испытывает любой человек, — никаких идеальных условий для художника никогда не было и быть не может. Но есть условия — и есть УСЛОВИЯ, когда они тебя просто придавливают, и нет никакой возможности сопротивляться. Как сказал Гоген, страдания обостряют талант, но когда их слишком много, они его убивают.



Саша Жуковский — оператор, с которым мы «Ёжика» сняли, «Цаплю и журавля», «Шинель», говорил: «Если Юре хорошо, значит, не очень плохо». Кстати, у меня с ним была абсолютная гармония, даже с Франческой такого не было. Если говорить о счастье, счастье — это был Жуковский и наше с ним общение, я не чувствовал никаких противоречий, была полная гармония, будто вышел — а перед тобой река, она сверкает на солнце, ничто не сдерживает твоего движения в этом пространстве, ты абсолютно наполнен этим пространством, и оно входит в тебя, и в этот момент ты чувствуешь полную гармонию с миром. Но это слишком редкие обстоятельства, хотя, с другой стороны, я был бы ханжой, если бы сказал, что несчастлив. Почему в фильме «Сказка сказок» был сделан этот эпизод — «Светлый лик», потому что это моё понимание счастья. Не конкретное действие, а именно моё понимание счастья, когда каждый жест, и сумма жестов, и соотношение жестов одного человека с другим входят в полную гармонию с окружающим миром, с этим пространством, когда твой жест рождает музыку.

Будем с нетерпением ждать новую работу Юрия Борисовича мультфильм, над которым он работает с 1981 года "Шинель".