5662
59
часть 1 тут:
часть 2 тут:
часть 3 тут:
часть 4 тут:
часть 2 тут:
часть 3 тут:
часть 4 тут:
Малинди расположен в ста километрах от Момбасы, если двигаться вдоль побережья на север. В этом городе у меня была ещё одна предварительная бронь комнаты в квартире одной негритянки с детьми. Туда я добрался за пару-тройку часов на очередном матату и уже к обеду постучал в её дверь.
×
На автобусной остановке увидел масаи и отметил на его щеке аккуратный круглый шрам, вероятно, оставленный специальным клеймом.
Билха — так звали негритянку — проживала с двумя детьми и младшим братом. Когда мы несколько часов спустя купались в океане, парень по секрету поведал мне, что его сестра недавно развелась с мужем-мусульманином, потому что тот завёл себе ещё двух жён, с чем христианка Билха не захотела мириться. Теперь она растит детей одна, а двадцатилетний брат Кэлвин (очень хороший добрый и открытый мальчуган), как может, помогает ей.
Ранее Мэри на пляже в Момбасе уже говорила мне, что разводы — явление в Кении повсеместное. Не нравятся негритянкам их негры: бестолковые большей частью, либо с неисправимой припиздью. Похоже, история Билхи лишний раз это подтверждала.
В уютной гостиной даже висит на стене импровизированная ёлка.
Ранее Мэри на пляже в Момбасе уже говорила мне, что разводы — явление в Кении повсеместное. Не нравятся негритянкам их негры: бестолковые большей частью, либо с неисправимой припиздью. Похоже, история Билхи лишний раз это подтверждала.
В уютной гостиной даже висит на стене импровизированная ёлка.
С этой семьёй я отправился на пляж с белым песком, за что его особенно ценила Билха и ради этого была не прочь проехать лишние несколько километров на своём стареньком седане.
Помимо песка белыми здесь оказались также и отдыхающие — в таком количестве я не видел их уже больше недели и очень обрадовался: рядом с ними можно будет уже не привлекать к себе много внимания и спокойно поплавать. Вода оказалась невероятно тёплой!
Помимо песка белыми здесь оказались также и отдыхающие — в таком количестве я не видел их уже больше недели и очень обрадовался: рядом с ними можно будет уже не привлекать к себе много внимания и спокойно поплавать. Вода оказалась невероятно тёплой!
Белых людей за весь свой африканский трип я почти не встречал, а если и попадались такие мне на глаза, то исключительно в организованных группах на джипах с персональными водителями. Как в таком формате можно познавать страну, я не представляю. Наверное, поэтому в интернете гуляет миф, что поехать в Кению и побывать на настоящем сафари — жутко дорого. Люди тратят на туры в эту страну от двух до четырёх тысяч долларов с носа. И неудивительно.
Другое дело — непритязательный я. Номера в отелях, которые мне удавалось самостоятельно находить в городах по приезду, стоили не дороже десяти баксов за ночь (чаще и того меньше), передвигался я исключительно на общественных автобусах и матату, а питался большей частью фруктами, купленными за копейки на рынке. Поэтому я не беру в свои путешествия девушек — помещать утончённых леди в такие условия просто недопустимо.
Зато к упакованным старикам в солнцезащитных очках и шортах с огромными Canon'ами на шеях никто нигде не цепляется. За тонированными стёклами джипов негры их просто не видят. Со мной же всё обстояло наоборот. Каждый день моего трипа чернокожие приставали ко мне на улицах ни один десяток раз. Все: парни, мужики, женщины и особенно дети. «Hey, jumbo!», — только и слышал я со всех сторон. «Джамбо» — расхожее дружеское обращение в Кении, что-то вроде «Эй, приятель!».
Другое дело — непритязательный я. Номера в отелях, которые мне удавалось самостоятельно находить в городах по приезду, стоили не дороже десяти баксов за ночь (чаще и того меньше), передвигался я исключительно на общественных автобусах и матату, а питался большей частью фруктами, купленными за копейки на рынке. Поэтому я не беру в свои путешествия девушек — помещать утончённых леди в такие условия просто недопустимо.
Зато к упакованным старикам в солнцезащитных очках и шортах с огромными Canon'ами на шеях никто нигде не цепляется. За тонированными стёклами джипов негры их просто не видят. Со мной же всё обстояло наоборот. Каждый день моего трипа чернокожие приставали ко мне на улицах ни один десяток раз. Все: парни, мужики, женщины и особенно дети. «Hey, jumbo!», — только и слышал я со всех сторон. «Джамбо» — расхожее дружеское обращение в Кении, что-то вроде «Эй, приятель!».
Можно не обращать на них никакого внимания, но негры всё равно будут бежать за тобой и как заведённые повторять:
— Джамбо! Джамбо! Хай! Джамбо! How are you?! Джамбо!
Это сейчас я вспоминаю об этом спокойно, а во время путешествия на вторую неделю меня это уже начало крепко доставать. Тогда, помню, я провёл для себя параллель с медийными людьми: наверное, те на улицах испытывают схожее чувство. Только если в нашей стране их просто снимут украдкой на телефон и лишь совсем невоспитанные или фанатичные подойдут попросить автограф, то в Африке на такой этикет никто не морочится. Запросто схватят за руку, чтобы ты остановился и побыл немного рядом, будут во всё горло созывать со всех сторон своих чернокожих знакомых, чтобы те тоже увидели белого джамбо, обязательно поинтересуются состоянием твоих дел замыленным американским «Хау а ю?», зачастую даже не дожидаясь ответа, и при случае непременно попытаются впарить какую-нибудь услугу или товар.
— Джамбо! Джамбо! Хай! Джамбо! How are you?! Джамбо!
Это сейчас я вспоминаю об этом спокойно, а во время путешествия на вторую неделю меня это уже начало крепко доставать. Тогда, помню, я провёл для себя параллель с медийными людьми: наверное, те на улицах испытывают схожее чувство. Только если в нашей стране их просто снимут украдкой на телефон и лишь совсем невоспитанные или фанатичные подойдут попросить автограф, то в Африке на такой этикет никто не морочится. Запросто схватят за руку, чтобы ты остановился и побыл немного рядом, будут во всё горло созывать со всех сторон своих чернокожих знакомых, чтобы те тоже увидели белого джамбо, обязательно поинтересуются состоянием твоих дел замыленным американским «Хау а ю?», зачастую даже не дожидаясь ответа, и при случае непременно попытаются впарить какую-нибудь услугу или товар.
— Эй, джамбо! Where are you go?! Джамбо! Кам! — назойливо кричал из своего тук-тука таксист, когда я уже прошёл насквозь целую вереницу таких чернокожих улюлюкающих драйверов.
— Ну, да, — устало ворчал я себе под нос, — Вот я на твоих глазах уже двадцать тук-туков прошёл и ни в один не догадался сесть, пока не появился ты и не надоумил меня, что, блять, можно ведь пожалеть свои ноги и воспользоваться трёхколёсным мотоциклом! Сука, до чего же эти белые тупые, ко всему-то их нужно подвести, сами ничего не соображают!
В деревнях на автобусных остановках дети каждый раз кучковались напротив моего окна, чтобы посмотреть на странного бледнолицего, какими-то судьбами оказавшегося в их забытой дыре. Прямо встают напротив и смотрят в упор как в телевизор.
— Ну, да, — устало ворчал я себе под нос, — Вот я на твоих глазах уже двадцать тук-туков прошёл и ни в один не догадался сесть, пока не появился ты и не надоумил меня, что, блять, можно ведь пожалеть свои ноги и воспользоваться трёхколёсным мотоциклом! Сука, до чего же эти белые тупые, ко всему-то их нужно подвести, сами ничего не соображают!
В деревнях на автобусных остановках дети каждый раз кучковались напротив моего окна, чтобы посмотреть на странного бледнолицего, какими-то судьбами оказавшегося в их забытой дыре. Прямо встают напротив и смотрят в упор как в телевизор.
И никто не хочет фотографироваться. Большинство негров при виде наведённого на них фотоаппарата прикрывают лицо руками, отворачиваются или вовсе прячутся. Я потом даже выдумал себе забаву — распугивал любопытную чернокожую детвору направленной стрельбой из своей фотопушки, отчего те с восторженным визгом разбегались врассыпную прочь.
Вечером Билха приготовила какую-то национальную еду, которую, как и многое другое в Кении, нужно есть не приборами, а руками. Удивительно, но с каждым своим путешествием я всё чаще обнаруживаю такую странную тенденцию: чем выше уровень антисанитарии в стране, тем больше блюд её национальной кухни традиционно едят руками (причём руки эти часто также традиционно никто не моет).
Узнав, что далее мой путь пролегает через город Гарисса, Билха забеспокоилась, нахмурилась, а потом посоветовала изменить маршрут.
— С чего бы это? — спросил я, хотя уже догадывался, к чему она клонит.
Подготавливаясь к африканскому трипу в Москве и собирая информацию о городах на моём маршруте, я случайно наткнулся на статью о произошедшем два с половиной года назад крупном теракте в этом городе, ответственность за который на себя взяла сомалийская группировка Харакат аш-Шабаб. 2 апреля 2015 года в университетский колледж Гариссы ворвались вооружённые боевики и расстреляли 148 студентов. Ещё 79 получили ранения.
Фотография из прессы.
Вечером Билха приготовила какую-то национальную еду, которую, как и многое другое в Кении, нужно есть не приборами, а руками. Удивительно, но с каждым своим путешествием я всё чаще обнаруживаю такую странную тенденцию: чем выше уровень антисанитарии в стране, тем больше блюд её национальной кухни традиционно едят руками (причём руки эти часто также традиционно никто не моет).
Узнав, что далее мой путь пролегает через город Гарисса, Билха забеспокоилась, нахмурилась, а потом посоветовала изменить маршрут.
— С чего бы это? — спросил я, хотя уже догадывался, к чему она клонит.
Подготавливаясь к африканскому трипу в Москве и собирая информацию о городах на моём маршруте, я случайно наткнулся на статью о произошедшем два с половиной года назад крупном теракте в этом городе, ответственность за который на себя взяла сомалийская группировка Харакат аш-Шабаб. 2 апреля 2015 года в университетский колледж Гариссы ворвались вооружённые боевики и расстреляли 148 студентов. Ещё 79 получили ранения.
Фотография из прессы.
В университете учились в основной своей массе христиане, боевиками были радикальные исламисты. От Гариссы до границы Сомали не более ста пятидесяти километров, и большую часть жителей этого города сегодня являют собой выходцы из этого самого неспокойного государства на земле.
— Там очень небезопасно, тем более для белого. — продолжала Билха. — Будет лучше, если ты вернёшься в Найроби, и поедешь в сторону Эфиопии по другой дороге.
— Но это на четыреста километров дальше. — возразил я — И потом: я уже был в Найроби.
— Дело твоё, — не стала настаивать Билха, — Но в этом городе происходят регулярные теракты, и наши жители стараются лишний раз туда не соваться. Пару месяцев назад там снова убили десять человек. В тех краях это происходит очень часто.
— Но мне казалось, что у вас замечательная страна с лучшим сафари в Африке! — попытался отшутиться я.
— Это верно, — улыбнулась Билха.
По окончанию трапезы я поблагодарил хозяйку и отправился спать. Ночью меня будто бы кто-то здорово укусил за руку, я аж подпрыгнул и включил фонарик, чтобы изучить свою постель на предмет посторонних. Но при беглом осмотре в ней никого не оказалось и я продолжил спать. А утром обнаружил на простыне ползающего таракана размером с девичий мизинец! Судя по всему, он пробрался под накрывающую кровать москитную сетку, которая свисала до самого пола.
— Там очень небезопасно, тем более для белого. — продолжала Билха. — Будет лучше, если ты вернёшься в Найроби, и поедешь в сторону Эфиопии по другой дороге.
— Но это на четыреста километров дальше. — возразил я — И потом: я уже был в Найроби.
— Дело твоё, — не стала настаивать Билха, — Но в этом городе происходят регулярные теракты, и наши жители стараются лишний раз туда не соваться. Пару месяцев назад там снова убили десять человек. В тех краях это происходит очень часто.
— Но мне казалось, что у вас замечательная страна с лучшим сафари в Африке! — попытался отшутиться я.
— Это верно, — улыбнулась Билха.
По окончанию трапезы я поблагодарил хозяйку и отправился спать. Ночью меня будто бы кто-то здорово укусил за руку, я аж подпрыгнул и включил фонарик, чтобы изучить свою постель на предмет посторонних. Но при беглом осмотре в ней никого не оказалось и я продолжил спать. А утром обнаружил на простыне ползающего таракана размером с девичий мизинец! Судя по всему, он пробрался под накрывающую кровать москитную сетку, которая свисала до самого пола.
Тараканы фактически являют одну из немногих моих фобий, до того брезгливое чувство они у меня вызывают. Если возникнет необходимость выбить из меня нужную информацию, можно будет обойтись безо всяких иголок и плоскогубцев — достаточно показать яму с такими тараканами и пообещать туда бросить. Я благодарил небеса за то, что не нашёл его в своей постели ночью, иначе всё оставшееся время до утра ночевал бы на табуретке, подобрав под себя колени.
Эта маленькая неприятность научила меня впредь подтыкать полы москитной сетки под матрас по всему его периметру.
На следующее утро, как только солнце показалось из-за горизонта, мы с Билхой поехали на автостанцию, где попытались купить для меня билет в Гариссу. Но все места уже оказались распроданы (автобус выезжал из Момбасы и по имеющейся на станции информации весь был заполнен). Мне предложили ехать в проходе стоя, но ввиду того, что путь должен был занять порядка семи часов, я от этого наотрез отказался. Позже Африка всё-таки научила меня помногу часов стоять в транспорте на ногах, но сейчас к такому физическому стрессу я ещё не был достаточно подготовлен. И тогда нашёлся другой автобус, пунктом назначения которого был небольшой городок Хола, расположенный где-то в середине пути между Малинди и Гариссой. Попрощавшись с Билхой, я забрался в автобус и минут через сорок выдвинулся в путь.
Эта маленькая неприятность научила меня впредь подтыкать полы москитной сетки под матрас по всему его периметру.
На следующее утро, как только солнце показалось из-за горизонта, мы с Билхой поехали на автостанцию, где попытались купить для меня билет в Гариссу. Но все места уже оказались распроданы (автобус выезжал из Момбасы и по имеющейся на станции информации весь был заполнен). Мне предложили ехать в проходе стоя, но ввиду того, что путь должен был занять порядка семи часов, я от этого наотрез отказался. Позже Африка всё-таки научила меня помногу часов стоять в транспорте на ногах, но сейчас к такому физическому стрессу я ещё не был достаточно подготовлен. И тогда нашёлся другой автобус, пунктом назначения которого был небольшой городок Хола, расположенный где-то в середине пути между Малинди и Гариссой. Попрощавшись с Билхой, я забрался в автобус и минут через сорок выдвинулся в путь.
Как и матату, автобусы забивают до упора и только потом приводят в движение. Свободного места в проходе оставаться не должно.
Автобусы в Кении в середине маршрута почти всегда проверяют вооружённые бойцы. Ищут контрабанду, возможных нелегалов, всяких плохишей и злодеев. На таких блокпостах пассажирам велят покинуть салон, после чего по нему начинают шарить камуфлированные парни. Не найдя ничего подозрительного и запретного, позволяют вернуться на свои места, и тогда автобус продолжает свой путь.
В Холе я по-настоящему ощутил, что действительно забрался в африканскую глушь. Здесь уже негры всех возрастов буквально разбирали меня на части, как завезённую в их края невиданную игрушку. Мне едва удалось от них отбиться и узнать, где ожидать автобуса в Гариссу. Постепенно они ко мне привыкли и угомонились, но всё равно продолжали стоять со всех сторон и разглядывать, а некоторые пытались попросить немного бабла.
Кенийские шиллинги, если речь идёт о небольшой сумме, африканцы часто называют «бобами».
— Give me five bobs, — попросит какой-нибудь ребёнок, тыча указательным пальцем себе в раскрытый рот, и это будет означать, что он якобы голоден и просит подать ему пять шиллингов.
Почему «bobs», я так и не смог понять, хотя как-то даже спрашивал об этом одного негра. Похоже, это тот же сленг, в рамках которого весь мир называет американские доллары «баксами».
Меньше чем через час подъехали сразу два автобуса, и уже влюблённые в меня к тому времени жители Холы распихали остальных пассажиров, чтобы подобрать мне сидячее место.
— Эй, парни! — обратился к ребятам на заднем сидении один из моих покровителей, которому несколько минут назад я в благодарность за поиск автобуса сунул в руку несколько шиллингов. — Не слишком ли вам тут вольготно впятером на пятиместном сидении?
— Ну,.. Ээээ...
— Вот и подвиньтесь! Не видите? Белому джамбо требуется место!
И, извинившись перед чернокожими пацанами, я воткнулся меж ними шестым пассажиром. В конце концов, их парень тоже сидел половиной жопы на моём сидении, когда я добирался на частном автомобиле по ночному бездорожью в Лолгориан.
Одним из моих соседей по автобусу оказался масаи — его выдало характерное клеймо на щеке.
Кенийские шиллинги, если речь идёт о небольшой сумме, африканцы часто называют «бобами».
— Give me five bobs, — попросит какой-нибудь ребёнок, тыча указательным пальцем себе в раскрытый рот, и это будет означать, что он якобы голоден и просит подать ему пять шиллингов.
Почему «bobs», я так и не смог понять, хотя как-то даже спрашивал об этом одного негра. Похоже, это тот же сленг, в рамках которого весь мир называет американские доллары «баксами».
Меньше чем через час подъехали сразу два автобуса, и уже влюблённые в меня к тому времени жители Холы распихали остальных пассажиров, чтобы подобрать мне сидячее место.
— Эй, парни! — обратился к ребятам на заднем сидении один из моих покровителей, которому несколько минут назад я в благодарность за поиск автобуса сунул в руку несколько шиллингов. — Не слишком ли вам тут вольготно впятером на пятиместном сидении?
— Ну,.. Ээээ...
— Вот и подвиньтесь! Не видите? Белому джамбо требуется место!
И, извинившись перед чернокожими пацанами, я воткнулся меж ними шестым пассажиром. В конце концов, их парень тоже сидел половиной жопы на моём сидении, когда я добирался на частном автомобиле по ночному бездорожью в Лолгориан.
Одним из моих соседей по автобусу оказался масаи — его выдало характерное клеймо на щеке.
Кстати, жители Кении обожают плетёные фенечки. Чаще всего рисунком для них становится государственный флаг. Мой масаи не был исключением. Тем более, что на флаге этой страны поверх нескольких полос изображён стилизованный щит и два копья этого древнего племени.
Уж насколько плохой была дорога из Малинди в Холу, но из Холы в Гариссу она была втрое хуже. Пассажиры летали в салоне от стены к стене, а дважды я даже с силой ударился головой о потолок. Густая пыль то и дело летела в открытые окна, заставляя прятать нос в футболку. По сути никакой дороги в этих краях уже нет. Просто укатанная земля посреди пустынной степи без единого указателя или намёка на разметку.
В Гариссу приехал с наступлением темноты. Прошвырнувшись по нескольким отелям, я нашёл наиболее подходящий, поужинал в уже закрывающемся ресторане и отправился спать. А на следующее утро снова сел в автобус и поехал в Ваджир, от которого до границы с Эфиопией было уже рукой подать. Отъехав двадцать километров от Гариссы, я впервые в жизни пересёк экватор.
Из Ваджира я хотел во что бы то ни стало в тот же день отправиться в Мояле, и, если повезёт, к концу дня добраться до границы с Эфиопией. Города здесь маленькие, скучные и бестолковые — только время в них убивать.
Но в Ваджире местные жители уверили меня, что сегодня уже ничего не получится: в Мояле автобус ходит лишь раз в день и стартует он ранним утром. Тогда я вспомнил, что упорство и настойчивость в Африке могут принести неожиданные плоды, и, скорее, из спортивного интереса начал приставать к чернокожим, чтобы те нашли способ доставить меня в Мояле.
Кто-то брякнул, что я могу попытаться уехать туда на полицейской машине. И водитель тук-тука, всерьёз зацепившись за эту идею, вызвался отвезти меня в участок.
Но в Ваджире местные жители уверили меня, что сегодня уже ничего не получится: в Мояле автобус ходит лишь раз в день и стартует он ранним утром. Тогда я вспомнил, что упорство и настойчивость в Африке могут принести неожиданные плоды, и, скорее, из спортивного интереса начал приставать к чернокожим, чтобы те нашли способ доставить меня в Мояле.
Кто-то брякнул, что я могу попытаться уехать туда на полицейской машине. И водитель тук-тука, всерьёз зацепившись за эту идею, вызвался отвезти меня в участок.
При входе в здание полиции я сразу увидел каких-то провинившихся парней за решёткой, и только было успел их сфотографировать, как из-под чёрной стойки прямо перед моим объективом вылез заспанный полицейский.
Когда мой водитель объяснил ему, что нам нужно, тот отвёл нас в кабинет к старшему инспектору, где я подвергся серьёзному допросу.
Старший инспектор.
Старший инспектор.
— Значит, ты из России? Русский то бишь?
— Да, сэр.
— Что ж, это похвально. Похвально. ЮССР!
— Точно.
Полицейский внимательно разглядывал мой паспорт, эпизодически поднимая на меня глаза, а потом вернул его, скрестил руки на груди и с прищуром поинтересовался:
— И что же ты, Микаэль, делаешь в нашем городе?
— Путешествую по Кении и сейчас держу путь в Эфиопию.
— Брось! — небрежно махнул он рукой. — Здесь не бывает туристов. Это место совсем не подходит для туристов.
— Не хочу показаться невежливым, сэр, но позволю себе с вами не согласиться и скажу, что на мой скромный взгляд, для путешествий подходит вся наша планета в любой её точке.
По правую руку от старшего инспектора за вторым столом сидел какой-то его подчинённый, и после этих моих слов они переглянулись и широко улыбнулись друг другу, точно мои слова немало их позабавили.
— Находиться тебе здесь совсем небезопасно, Микаэль. В ста километрах от нашего города проходит граница с Сомали. Ты что-нибудь слышал о Сомали, Микаэль?
— Да, сэр. Но здесь ведь не Сомали, здесь Кения. Не думаю, что здесь со мной может что-то случиться.
Тогда полицейские снова переглянулись и стали улыбаться ещё шире. Я им определённо нравился.
— Послушайте, сэр, — попытался я направить диалог в нужное русло, — Мне необходимо добраться в пограничный город Мояле, и я хочу сделать это сегодня. Но автобусов уже нет. Может быть, у вас туда едет какая-нибудь машина? Так мне, по крайней мере, сказали люди в городе. Я не займу много места.
— Ты, похоже, не понимаешь. — продолжал гнуть своё старший инспектор. — Тебе не только нельзя ехать этой дорогой, но даже оставаться в Ваджире небезопасно. Если ты будешь ошиваться в этих краях один, то скоро запросто повстречаешься с бойцами из Аш-Шабаб. Единственный вариант для тебя попасть в Эфиопию — вернуться в Найроби и оттуда поехать в Мояле по другой дороге.
— Но сэр! Вы предлагаете сделать мне феерический крюк, увеличив мой путь на тысячу двести километров! — возмутился я и развернул перед полицейским свою дорожную карту.
Зелёной линией отмечена дорога, по которой желал ехать я (250 км), а оранжевой — на которой настаивал инспектор (1450 км).
— Да, сэр.
— Что ж, это похвально. Похвально. ЮССР!
— Точно.
Полицейский внимательно разглядывал мой паспорт, эпизодически поднимая на меня глаза, а потом вернул его, скрестил руки на груди и с прищуром поинтересовался:
— И что же ты, Микаэль, делаешь в нашем городе?
— Путешествую по Кении и сейчас держу путь в Эфиопию.
— Брось! — небрежно махнул он рукой. — Здесь не бывает туристов. Это место совсем не подходит для туристов.
— Не хочу показаться невежливым, сэр, но позволю себе с вами не согласиться и скажу, что на мой скромный взгляд, для путешествий подходит вся наша планета в любой её точке.
По правую руку от старшего инспектора за вторым столом сидел какой-то его подчинённый, и после этих моих слов они переглянулись и широко улыбнулись друг другу, точно мои слова немало их позабавили.
— Находиться тебе здесь совсем небезопасно, Микаэль. В ста километрах от нашего города проходит граница с Сомали. Ты что-нибудь слышал о Сомали, Микаэль?
— Да, сэр. Но здесь ведь не Сомали, здесь Кения. Не думаю, что здесь со мной может что-то случиться.
Тогда полицейские снова переглянулись и стали улыбаться ещё шире. Я им определённо нравился.
— Послушайте, сэр, — попытался я направить диалог в нужное русло, — Мне необходимо добраться в пограничный город Мояле, и я хочу сделать это сегодня. Но автобусов уже нет. Может быть, у вас туда едет какая-нибудь машина? Так мне, по крайней мере, сказали люди в городе. Я не займу много места.
— Ты, похоже, не понимаешь. — продолжал гнуть своё старший инспектор. — Тебе не только нельзя ехать этой дорогой, но даже оставаться в Ваджире небезопасно. Если ты будешь ошиваться в этих краях один, то скоро запросто повстречаешься с бойцами из Аш-Шабаб. Единственный вариант для тебя попасть в Эфиопию — вернуться в Найроби и оттуда поехать в Мояле по другой дороге.
— Но сэр! Вы предлагаете сделать мне феерический крюк, увеличив мой путь на тысячу двести километров! — возмутился я и развернул перед полицейским свою дорожную карту.
Зелёной линией отмечена дорога, по которой желал ехать я (250 км), а оранжевой — на которой настаивал инспектор (1450 км).
— Верно, — подтвердил тот, не без интереса взглянув на мою карту, — Большой крюк. Но это твоя безопасность.
— Позвольте мне самому думать о своей безопасности! Пусть это останется моей проблемой. — я начинал злиться, потому что к тому моменту уже хотел поскорее покинуть Кению и задерживаться в этой стране на лишние два дня, тупо мотаясь в автобусах лишнюю тысячу километров по дурной прихоти этого полицейского, у меня не было никакого желания.
— Микаэль! Я знаю эту территорию лучше тебя! — рассердился в ответ старший инспектор. — И о том, что здесь с тобой может случиться, я тоже знаю лучше тебя. И вопрос твоей безопасности на моей территории — это моя проблема. Сегодня вечером из нашего города выезжает автобус в сторону Найроби. И ты сядешь на этот автобус.
— При всём уважении, сэр, — не унимался я и попытался перевести всё в шутку, чтобы мистер угомонился и теперь уже просто перестал мне мешать, — Готов с вами поспорить, что успешно доберусь кратчайшим путём до Мояле: с вашей помощью или без неё. И после того, как я вам оттуда позвоню, вы пришлёте мне пятьдесят долларов. Если же этого не произойдёт — я отдам вам пятьсот. Что скажете?
Снова переглянувшись со своим помощником, старший инспектор громко и удовлетворённо расхохотался. Было видно, что моя задиристая шутка пришлась негру в погонах по вкусу.
— Пойдём-ка к нашему главному начальнику, Микаэль, — предложил он мне и повёл за собой.
Я шёл по территории участка и проклинал того умника, который придумал направить меня за помощью к полицейским. Ну, какой помощи можно ждать от полиции?! Теперь задержат в участке до вечера, чтобы никуда не смылся, а потом принудительно доставят на станцию и передадут водителю автобуса, приказав во что бы то ни стало увезти меня в Найроби.
Начальник выслушал старшего инспектора, перекинулся со мной несколько малозначащими фразами и также констатировал, что сегодня я поеду в Найроби. Но когда инспектор повёл меня к выходу, у меня затаилась надежда, что я всё-таки смогу обвести их вокруг пальца и заночевать в городе, а на следующее утро сяду в автобус до Мояле.
Так бы, наверное, и произошло, если бы в последний момент, уже провожая меня взглядом за пределами ворот, старший инспектор вдруг не окликнул и не попросил вернуться.
— А, ну, достань-ка свою карту ещё раз, Микаэль.
Я вытащил из кармана сумки с фотокамерой уже изрядно истёршийся лист бумаги, который заготовил ещё в Москве, и вновь развернул перед полицейским.
— Вот здесь, — указал он на промежуточную точку между Ваджиром и Мояле, — находится Буна.
— Верно, — подтвердил я: на моей карте действительно был подписан этот городок.
— Дорога из Буны в Мояле безопасна, там уже всё нормально. — продолжал чернокожий инспектор, — Но отсюда до Буны территория очень неспокойная. Я помещу тебя в машину с моими ребятами и на ней к вечеру сегодняшнего дня ты доберёшься в Буну. С моими бойцами ты будешь в безопасности.
От услышанного я чуть было не подпрыгнул.
— Большое спасибо вам, сэр. Я несказанно признателен! Спасибо.
Рядом стояла машина, уже готовая выехать — было видно, что вооружённый эскорт собирался туда по своим нуждам и уже был полон людей, в том числе некоторых гражданских.
— Позвольте мне самому думать о своей безопасности! Пусть это останется моей проблемой. — я начинал злиться, потому что к тому моменту уже хотел поскорее покинуть Кению и задерживаться в этой стране на лишние два дня, тупо мотаясь в автобусах лишнюю тысячу километров по дурной прихоти этого полицейского, у меня не было никакого желания.
— Микаэль! Я знаю эту территорию лучше тебя! — рассердился в ответ старший инспектор. — И о том, что здесь с тобой может случиться, я тоже знаю лучше тебя. И вопрос твоей безопасности на моей территории — это моя проблема. Сегодня вечером из нашего города выезжает автобус в сторону Найроби. И ты сядешь на этот автобус.
— При всём уважении, сэр, — не унимался я и попытался перевести всё в шутку, чтобы мистер угомонился и теперь уже просто перестал мне мешать, — Готов с вами поспорить, что успешно доберусь кратчайшим путём до Мояле: с вашей помощью или без неё. И после того, как я вам оттуда позвоню, вы пришлёте мне пятьдесят долларов. Если же этого не произойдёт — я отдам вам пятьсот. Что скажете?
Снова переглянувшись со своим помощником, старший инспектор громко и удовлетворённо расхохотался. Было видно, что моя задиристая шутка пришлась негру в погонах по вкусу.
— Пойдём-ка к нашему главному начальнику, Микаэль, — предложил он мне и повёл за собой.
Я шёл по территории участка и проклинал того умника, который придумал направить меня за помощью к полицейским. Ну, какой помощи можно ждать от полиции?! Теперь задержат в участке до вечера, чтобы никуда не смылся, а потом принудительно доставят на станцию и передадут водителю автобуса, приказав во что бы то ни стало увезти меня в Найроби.
Начальник выслушал старшего инспектора, перекинулся со мной несколько малозначащими фразами и также констатировал, что сегодня я поеду в Найроби. Но когда инспектор повёл меня к выходу, у меня затаилась надежда, что я всё-таки смогу обвести их вокруг пальца и заночевать в городе, а на следующее утро сяду в автобус до Мояле.
Так бы, наверное, и произошло, если бы в последний момент, уже провожая меня взглядом за пределами ворот, старший инспектор вдруг не окликнул и не попросил вернуться.
— А, ну, достань-ка свою карту ещё раз, Микаэль.
Я вытащил из кармана сумки с фотокамерой уже изрядно истёршийся лист бумаги, который заготовил ещё в Москве, и вновь развернул перед полицейским.
— Вот здесь, — указал он на промежуточную точку между Ваджиром и Мояле, — находится Буна.
— Верно, — подтвердил я: на моей карте действительно был подписан этот городок.
— Дорога из Буны в Мояле безопасна, там уже всё нормально. — продолжал чернокожий инспектор, — Но отсюда до Буны территория очень неспокойная. Я помещу тебя в машину с моими ребятами и на ней к вечеру сегодняшнего дня ты доберёшься в Буну. С моими бойцами ты будешь в безопасности.
От услышанного я чуть было не подпрыгнул.
— Большое спасибо вам, сэр. Я несказанно признателен! Спасибо.
Рядом стояла машина, уже готовая выехать — было видно, что вооружённый эскорт собирался туда по своим нуждам и уже был полон людей, в том числе некоторых гражданских.
— Так, парни! — обратился полицейский к своим бойцам. — Доставьте этого белого в Буну. Проследите, чтобы он нормально заселился там в какую-нибудь гостиницу, и доложите мне потом, что с ним всё в порядке.
Старший инспектор напутствует ребят.
Старший инспектор напутствует ребят.
Я лихо вскочил в машину и ещё раз сердечно поблагодарил снизошедшего вдруг до милости полицейского. Тот нацарапал мне на клочке бумаги номер своего телефона и сказал позвонить, если до пересечения границы с Эфиопией у меня возникнут какие-то проблемы. Я попросил его так же записать там е-мэйл, и сегодня, в день публикации этой части репорта, уже будучи в Москве, отправил ему его фотографии, вновь поблагодарив за оказанное содействие во время моего путешествия. Через несколько часов получил ответ:
Thank you Mij-Gun for appreciating the work of Kenyan police, what we did for you was part of police duties, your security was of paramount importance.
Well come back to Kenya plse.
Thank you Mij-Gun for appreciating the work of Kenyan police, what we did for you was part of police duties, your security was of paramount importance.
Well come back to Kenya plse.
Вот такой хороший дядька в полицейской форме повстречался мне в Кении. В кузове полицейского джипа мне в жуткой тесноте вновь представилось оказаться рядом с красивой кенийкой. В этот раз ею оказалась мусульманка в розовом хиджабе, от которой приятно пахло нежнейшим бахуром. На большой скорости, оставляя за собой поднятый с дороги длинный шлейф пыли, мы неслись по степи, пытаясь обогнать снисходящую на Африку ночь, а красивая чернокожая девушка сидела предо мной так близко, что мой нос незаметно для окружающих утопал в складках её розовой накидки и бесстыдно вдыхал этот сладкий аромат.
Сфотографировать её как следует мне, к сожалению, не удалось.
Сфотографировать её как следует мне, к сожалению, не удалось.
Полицейские действительно доставили меня на какой-то постоялый двор, где радушный и обходительный мусульманин предложил мне свободную комнату. Это было самое аскетичное место, в котором мне приходилось останавливаться в Африке — здесь в глиняных хижинах не только не было электричества, но даже пол был земляным.
Чтобы иметь внутри хоть какое-то освещение, выдали настольный светодиодный фонарь на батарейках.
Чтобы иметь внутри хоть какое-то освещение, выдали настольный светодиодный фонарь на батарейках.
И на утро в мою дверь постучал пожилой хозяин мотеля, оповестив, что уже подъехала машина, которая заберёт и доставит в Мояле. Из Буны в пограничный северный город не ходили ни автобусы, ни матату, и лишь одна частная машина в день отправлялась туда по каким-то делам, забирая с собой немногочисленных желающих попутчиков.
В дороге я почувствовал, как пустынная степь постепенно насыщается зеленью.
В дороге я почувствовал, как пустынная степь постепенно насыщается зеленью.
Нередко встречались пастухи, выгуливающие огромные стада верблюдов в несколько десятков голов. Здесь уже можно было быть уверенным в полном отсутствии какой-либо ориентации на туризм — в этой местами живописной африканской глуши медленно протекала своя настоящая незатейливая жизнь.
В Кении преобладают христиане — если верить статистике, их в стране порядка восьмидесяти процентов. Но в городах восточной части страны мне значительно чаще встречались мусульмане, а портовая Момбаса, например, и вовсе являет собой мусульманский город (там их девяносто девять процентов).
В этих регионах нередко можно увидеть пожилых мужчин с окрашенной в рыжий цвет бородой.
Вот один из них.
В этих регионах нередко можно увидеть пожилых мужчин с окрашенной в рыжий цвет бородой.
Вот один из них.
Такая же была и у заправлявшего постоялым двором в Буне старика, который несколько раз на моих глазах вместе с парнями помоложе (наверное, какие-то его ученики), расстелив большой ковёр на улице, на коленях молился своему богу. И однажды, отправившись к нему попросить термос чая с молоком, я позволил себе поинтересоваться, что означает эта его окрашенная борода.
Старик едва ли говорил по-английски, но всякий раз был со мной очень мил и приветлив. Молодые его помощники, лучше владеющие языком, объяснили, что бороду красят мусульмане, совершившие паломничество в Мекку — город в Саудовской Аравии, во всём мире признанный центром ислама. Такой поход называется «хадж», а люди, его прошедшие и окрасившие в этой связи свои бороды — «хаджи».
Ещё в в деревнях Кении я неоднократно наблюдал, как дети (а иногда и взрослые) катят по дороге какие-то пластиковые жёлтые бочки. Решил было, что это какой-то хитрый процесс, вроде взбивания молока и его превращения в сливки или даже масло. На деле всё оказалось намного проще: так негры транспортировали от приехавшего в их деревню водовоза по своим домам питьевую воду. Не тащить же тяжёлую баклашку на своём горбу.
Старик едва ли говорил по-английски, но всякий раз был со мной очень мил и приветлив. Молодые его помощники, лучше владеющие языком, объяснили, что бороду красят мусульмане, совершившие паломничество в Мекку — город в Саудовской Аравии, во всём мире признанный центром ислама. Такой поход называется «хадж», а люди, его прошедшие и окрасившие в этой связи свои бороды — «хаджи».
Ещё в в деревнях Кении я неоднократно наблюдал, как дети (а иногда и взрослые) катят по дороге какие-то пластиковые жёлтые бочки. Решил было, что это какой-то хитрый процесс, вроде взбивания молока и его превращения в сливки или даже масло. На деле всё оказалось намного проще: так негры транспортировали от приехавшего в их деревню водовоза по своим домам питьевую воду. Не тащить же тяжёлую баклашку на своём горбу.
И через минуту мы уже ехали по добротному выстланному шоссе, которое как раз и соединяло Мояле с Найроби и на которое поначалу так настойчиво направлял меня старший инспектор в Ваджире. Не прошло и десяти минут, как показались первые строения Мояле.
Попрощавшись с водителем, я отправился в банк для приобретения эфиопских быров (так называется валюта этой страны). Внутри здания, ознакомившись с курсом на табло, захотел произвести пару расчётов. И когда полез за телефоном, наконец обнаружил, что в спешных утренних сборах забыл его в комнате на постоялом дворе.
До чего же было досадно! Расставаться с телефоном не хотелось — обычно я в свои путешествия беру запасной простой аппарат со специально приобретённой для него малозначимой сим-картой. В этот раз взял таки свой смартфон — хоть и недорогой, но с основной симкой, с какой-то информацией, диалогами и со списком контактов. Поразмыслив, плюнуть и ехать в Эфиопию или возвращаться за аппаратом, находящимся теперь в ста километрах от места моего настоящего пребывания, сокрушаясь, склонился ко второму варианту.
Но ни автобусов, ни машин в Буну я не нашёл и единственное, что мне подвернулось, был частный микроавтобус, набирающий пассажиров до деревеньки под названием Корондиль, что находилась на пути в нужный мне пункт, но была удалена от него на тридцать километров. Решив, что придумаю, как добраться из этого Корондиля в Буну, сел и скоро поехал разбитой дорогой назад.
До чего же было досадно! Расставаться с телефоном не хотелось — обычно я в свои путешествия беру запасной простой аппарат со специально приобретённой для него малозначимой сим-картой. В этот раз взял таки свой смартфон — хоть и недорогой, но с основной симкой, с какой-то информацией, диалогами и со списком контактов. Поразмыслив, плюнуть и ехать в Эфиопию или возвращаться за аппаратом, находящимся теперь в ста километрах от места моего настоящего пребывания, сокрушаясь, склонился ко второму варианту.
Но ни автобусов, ни машин в Буну я не нашёл и единственное, что мне подвернулось, был частный микроавтобус, набирающий пассажиров до деревеньки под названием Корондиль, что находилась на пути в нужный мне пункт, но была удалена от него на тридцать километров. Решив, что придумаю, как добраться из этого Корондиля в Буну, сел и скоро поехал разбитой дорогой назад.
В Корондиле нашёл пацана, готового отвезти меня в Буну на своём байке. Мне не следовало садиться с ним на мотоцикл, но разве можем мы заглянуть в свою жизнь наперёд и избежать тех ошибок, к которым нередко приводит лишь неудачно сложившийся паззл серии обстоятельств?
Этот негр гнал свой мотоцикл как сумасшедший, но я редко бываю против скорости и лишь однажды попросил его быть аккуратнее. Неожиданно в нескольких десятках метров от нас впереди на дороге возникли две маленькие газели. Услышав рёв двигателя и увидев стремительно приближающийся мотоцикл, одна из них сразу прыгнула с дороги прочь на обочину, но вторая засуетилась и поскакала от нас по колее вперёд, надеясь, что сможет удрать. Разумеется, её скорость была ниже нашей и уже через несколько секунд маленький зверь оказался под колёсами.
Всё, что нужно было сделать этому негру — просто замедлить ход. Но подлец гнал до последнего, выжимая из своего байка всю возможную мощь! До сих пор меня не покидает ощущение, что он сделал это специально потехи ради. Любой нормальный человек сразу сообразил бы, что животное не успевает и нужно сбавить ход. Этот же будто выдумал игру: успеет газель выскочить из колеи в сторону или окажется под колёсами.
Мне же не хватило ума закричать этому мудаку остановиться: я оцепенело смотрел на сближающегося с нами газелёнка и всё думал: «Почему ты не уходишь в сторону?! Почему продолжаешь бежать перед нами? Ну же!».
Когда тяжёлый мотоцикл переехал несчастное животное, негр наконец остановился и пошёл посмотреть, что же он натворил. Маленький зверь оказался ещё живым, но с открытыми переломами раздробленных костей задних ног. А из носа и рта малыша пузырилась кровь.
Мне же не хватило ума закричать этому мудаку остановиться: я оцепенело смотрел на сближающегося с нами газелёнка и всё думал: «Почему ты не уходишь в сторону?! Почему продолжаешь бежать перед нами? Ну же!».
Когда тяжёлый мотоцикл переехал несчастное животное, негр наконец остановился и пошёл посмотреть, что же он натворил. Маленький зверь оказался ещё живым, но с открытыми переломами раздробленных костей задних ног. А из носа и рта малыша пузырилась кровь.
В отчаянии я совсем растерялся и не знал, что теперь делать. Негр же ничего делать и не собирался и, стараясь отвести глаза в сторону, несмело поторапливал меня садиться на мотоцикл и ехать дальше. В своей голове я перебирал какие-то чудовищные варианты, как теперь быть; я отчётливо понимал, что со сломанными лапами (окровавленная кость одной из них торчала наружу, вторая была переломана в нескольких местах) маленькая газель уже не сможет выжить в дикой природе, и теперь наилучшим исходом ей видел прекращение мучений и скорую смерть. Но добить её, просто размозжив тяжёлым камнем голову, у меня не хватило духу. С застланными кровью глазами малыш неуклюже трепыхался на земле, всё ещё пытаясь от нас убежать, но у бедняги ничего не получалось. В моём горле стоял ком и я совсем не знал, что мне делать.
Всё, что я придумал — отнести его с дороги под куст на обочине. Сколько не анализировал я потом этот свой поступок — приходил к выводу, что сделал худшее из того, что мог. Именно так я, скорее всего, растянул его мучения на несколько дней и, возможно, уготовил ему намного более страшную смерть, когда позже его ещё живого обнаружит хищник или даже просто плотоядная птица и примется медленно пожирать. Или долгую мучительную кончину от жажды и голода.
Даже просто оставить газель на дороге было гуманнее — так спустя час-другой искалеченную животину переехал бы возможный грузовик и наконец прекратил бы её страдания. А по-хорошему нужно было отвезти её в Буну и отдать старику-мусульманину в мотеле — возможно, тот сумел бы что-нибудь придумать. Маловероятно, что им удалось бы её спасти (для того, наверное, требовался настоящий опытный хирург, которого в этой дыре не может быть по определению), но там смерть газели не была бы настолько ужасной, каковую ей уготовила, верно, дикая природа.
Я не сделал для этого малыша ничего. Этот эпизод потом ещё долго не выходил у меня из головы, день ото дня я ходил и думал: до сих пор ли он жив, лежит там и мучается или наконец умер. Никаких шансов я ему не оставил. Лишь растянул страдания.
Всё, что я придумал — отнести его с дороги под куст на обочине. Сколько не анализировал я потом этот свой поступок — приходил к выводу, что сделал худшее из того, что мог. Именно так я, скорее всего, растянул его мучения на несколько дней и, возможно, уготовил ему намного более страшную смерть, когда позже его ещё живого обнаружит хищник или даже просто плотоядная птица и примется медленно пожирать. Или долгую мучительную кончину от жажды и голода.
Даже просто оставить газель на дороге было гуманнее — так спустя час-другой искалеченную животину переехал бы возможный грузовик и наконец прекратил бы её страдания. А по-хорошему нужно было отвезти её в Буну и отдать старику-мусульманину в мотеле — возможно, тот сумел бы что-нибудь придумать. Маловероятно, что им удалось бы её спасти (для того, наверное, требовался настоящий опытный хирург, которого в этой дыре не может быть по определению), но там смерть газели не была бы настолько ужасной, каковую ей уготовила, верно, дикая природа.
Я не сделал для этого малыша ничего. Этот эпизод потом ещё долго не выходил у меня из головы, день ото дня я ходил и думал: до сих пор ли он жив, лежит там и мучается или наконец умер. Никаких шансов я ему не оставил. Лишь растянул страдания.
Добравшись в мотель, я какое-то время уже в темноте просидел во дворе, а потом ушёл спать. Если бы утром того дня я был чуть внимательнее и не оставил телефон в этой лачуге, не случился бы этот ужасный эпизод.
Утром меня снова погрузили в машину и отвезли в Мояле. Там я без каких-либо сложностей пересёк границу и ступил на землю Эфиопии.
Утром меня снова погрузили в машину и отвезли в Мояле. Там я без каких-либо сложностей пересёк границу и ступил на землю Эфиопии.
Автор MIJ_GUN
Ссылки по теме:
- Девушка нашла старые "Киндер сюрпризы" 1998 года
- Речной полицейский, с которым всегда можно договориться
- Полёт из Дубая в Сан-Франциско в первом классе
- Бельгийская хвостатая ПВО
- Прожарка Rare или Well done?
Новости партнёров
реклама
За пост - спасибо.